100 лет со дня смерти Йосефа Хаима Бренера

Йосеф Хаим Бренер родился 11 сентября 1881 г. в местечке Новые Млыны (ныне село в Сновском районе Черниговской области Украины). Получил традиционное еврейское образование в ешиве Почепа.

Бренер приехал в Землю Израиля в 1909 году уже известным переводчиком, писателем и публицистом, успев даже поработать редактором важного литературного лондонского журнала на иврите «Ха-Меорер» («Будильник»). При помощи партии Бунд он бежал в Лондон от преследований за дезертирство из русской армии после начала русско-японской войны 1904-1905 гг. До побега Бренер успел отслужить в русской армии почти 2 года. В 1920, уже в Земле Израиля, он стал редактором журнала рабочей партии Ахдут ха-‘авода «Ха-Адама» («Земля») и одним из организаторов профсоюзного движения («Гистадрут»).

Ему принадлежит перевод на иврит поэмы Александр Блока «Двенадцать» с комментариями, касавшимися отношения поэта к революции, и его эстетического новаторства, а также первый перевод на иврит «Преступления и наказания» Ф. Достоевского.

Бренер сделал много для создания новой еврейской литературы и сам будучи человеком далеко не состоятельным, жившим в бедности, брал под покровительство молодых талантливых писателей пишущих на иврите. Так, Шмуэль Йосеф Агнон, единственный из ивритских писателей, удостоенный в будущем Нобелевской премии по литературе, восхищался личностью Бренера, его принципиальностью и прямотой, считал его высочайшим литературным авторитетом. Фактически именно Бренер помог Агнону занять ведущую позицию в формирующемся в Стране Израиля литературном сообществе и даже, сразу после приезда Агнона, снимал для него скромную комнату в Тель Авивском районе Неве Шаанан, где Агнон по собственному признанию усердно, как никогда ранее, по 12 часов в день писал. В своих воспоминаниях Агнон с благодарностью подчеркнул, что Бренер потратил свои последние средства на издание первой написанной Агноном в Земле Израиле новеллы и даже заложил для этого у ростовщика свои подтяжки.

Расставшись с иудаизмом, Бреннер нашел себе новую «религию» — толстовство, которому не изменял до последних дней: сделался вегетарианцем, идейным сторонником опрощения (что при его всегдашней бедности было легко) и помощи ближнему, а также сексуальным аскетом, полагая, что интимная близость возможна только в браке при обоюдной любви.

Бренер высказывал идею полного разделения религии и государства: «С нашей точки зрения еврейская жизнь и религия евреев совсем не одно и то же. Еврейская жизнь — это продуктивные дела на благо евреев».

Автор наиболее полной биографии Бренера проф. Анита Шапира обобщила:

«Течение его жизни отражает всю драму еврейской истории в двадцатом веке: переход от веры к атеизму, от традиции к кризису, странствования и переезды из страны в страну, глубокая связь с русской культурой и обретение западной, колебания между идишем и ивритом, между первыми зародышами сионистского движения и притяжением к большому миру».

Бренер стал культовой фигурой в литературном мире тех лет. Литературные критики называют Бренера «рациональным пессимистом сионизма», признававшим, что жизнь очень сложна и трудно сказать о происходящем что-то хорошее, но надо прилагать все усилия для исправления и тогда есть хоть какая то надежда на изменения к лучшему в настоящем и в будущем. Такой подход выглядит особенно интересным с философской точки зрения учитывая атеизм Бренера.

Бренер был зверски убит во время погрома в Яффо на Песах 2 мая 1921 г. Сам писатель за несколько месяцев до кровавых событий писал:

«Возможно завтра еврейскую руку, которая пишет эти строки, на глазах английского губернатора проткнет кинжалом какой-нибудь «шейх» или «хаджи», и она, эта рука, не сможет ничего сделать, потому что она не знает, как держать меч…» Этот погром в сионистсткой историографии был озаглавлен «беспорядками в Яффо 1921 года».

Одна из версий тех событий такова — 1 мая 1921 года Еврейская коммунистическая партия вышла на демонстрацию в честь Международного дня солидарности трудящихся, а их политические противники — социалисты Ахдут ха-Авода, шли своей отдельной колонной. Политические противники встретились и между участниками разгорелась драка. Арабы, проживавшие в окрестностях и в Яффо решили, что евреи напали на арабов, и включились в драку, которая переросла в погром еврейских кварталов. В беспорядках погибли 47 евреев и среди них Йосеф Хаим Бреннер, Йегуда Яцкар и его 14-летний сын Авраам, Цви Гугиг, Йосеф Луидор, Цви Шац и два еврейских фермера из Нес-Ционы, а так же 48 арабов. Большинство жертв погибли от рук британских полицейских, прибывших остановить насилие.

Бренер погиб в 39-летнем возрасте и был похоронен в братской могиле жертв Яффского погрома на знаменитом тель-авивском кладбище Трумпельдора. На этом же кладбище были похоронены Хаим Арлозоров, Хаим Нахман Бялик, Меир Дизенгофф, Ахад хаАм, Макс Нордау, Шауль Черниховски и многие другие политические, общественные и культурные деятели молодого ишува.

110 лет «делу Бейлиса»

110 лет назад был убит Киевский мальчик Андрей Ющинский. Расследование этого преступления и и судебные слушания, последовавшие позднее, стали так называемым «делом Бейлиса», процессом над киевским приказчиком Менахемом Мендлом Бейлисом, обвиненном в ритуальном убийстве христианского мальчика. Поначалу эта история не вызвала значительного общественного резонанса, но когда дело дошло до суда, который состоялся в Киеве в 1913 году, в российской империи развернулась грандиозная антисемитская кампания, а ответный общественный протест достиг мирового масштаба. 

«Бейлис кидается, как коршун, дети разлетаются подобно воробьям, но он продолжает гнаться за двумя. Один из них, Женя Чеберяк, убегает, другой, Андрюша Ющинский, попадает ему в руки. Вот и отлично. Среди белого дня, при рабочих, которые возят глину (установлено документально!), Бейлис спокойно тащит мальчика к пустой печке, как хозяйка нeсет пойманного цыпленка: дело, очевидно, к спеху. Возможно ли привлечение, арест и суд на основании обвинения, исходящего из таких предпосылок?» – пишет Владимир Короленко, который присутствовал почти на заседаниях суда и написал обращение «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)», подписанного видными писателями и общественными деятелями.

В итоге «дело Бейлиса», которого после жарких прений суд оправдал, стало самым громким судебным процессом в Царской России.  

Очень современно звучит Владимир Жаботинский в очерках  «Вместо  апологии» и «Дела без Бейлиса» где выступает против стремления евреев тогда и сегодня оправдаться в том, в чем их обвиняли. Жаботинский писал:

«Ритуального убийства у нас нет и никогда не было… с какой же радости лезть на скамью подсудимых нам, которые давным-давно слышали всю эту клевету, когда нынешних культурных народов еще не было на свете… Никому мы не обязаны отчетом, ни перед кем не держим экзамена, и никто не дорос звать нас к ответу».

Тогда и сегодня не евреи должны доказывать свою невиновность, а те, кто верит в употребление евреями крови  христиан, должны доказать правоту своего заблуждения, которое иначе как глупостью не назовешь. 

Мы как и Жаботинский считаем недостойным поведение евреев, которые столетиями оправдывались в том, что не употребляют кровь христиан для приготовления мацы на Песах, а в начале 20-го века еще и взяли моду извиняться за революцию и еще ряд грехов странного содержания.

125 лет книге «Еврейское государство» (1896)

125 лет назад был написан один из важнейших трудов, способствовавший еврейской самоидентификации и становлению еврейского государства — «Еврейское государство. Опыт новейшего разрешения еврейского вопроса» Биньямина Зеэва (Теодора) Герцля. Герцль — провозвестник еврейского государства, отец государственного сионизма и основатель Всемирной Сионистской Организации опубликовал свою работу в начале 1896 года. Это было краткое сочинение, призывавшее к сосредоточению евреев в собственной независимой стране.

В своей книге Герцль писал: «Мы — народ своеобразный, народ особый. Мы повсюду вполне честно пытались вступить в сношения с окружающими нас народами, сохраняя только религию наших предков, но нам этого не позволили. Напрасно мы верны и готовы на все, а в некоторых странах даже чрезмерные патриоты; напрасно жертвуем мы им своею кровью и достоянием, подобно нашим согражданам; напрасно трудимся мы, стремясь прославить наши отечества успехами в области изящных искусств и знаний; напрасно трудимся мы, стремясь увеличить их богатства развитием торговли и промышленности, все напрасно. В наших отечествах, в которых мы живем столетия, на нас смотрят, как на чужестранцев».

По мнению Герцля, только полноценное национальное возрождение еврейского народа могло стать путем решения актуально стоявшего на общественной повестке дня «еврейского вопроса». Он также считал, что решение проблемы антисемитизма — это одна из важнейших задач еврейского государства и главная проблема восточноевропейского еврейства.

В дневниках Герцля есть любопытное упоминание об обстоятельствах его первой встречи с интеллектуальным антисемитизмом — книга Карла Дюринга «Еврейский вопрос как вопрос о массовом характере и о его вредоносном влиянии на существование народов, на нравы и культуру». Дюринг не был «средневековым дикарем», малограмотным, примитивным и обманутым кем-то, однако он утверждал, что интеграция евреев в европейское общество очень вредны для Европы и требовал отменить значительную часть последствий эмансипации. Герцль записал в дневнике: «Если все это мог написать человек такого острого ума и такой широкой эрудиции, как Дюринг, то что же можно ожидать от невежественной черни».

К Герцлю по сути пришло понимание, что антисемитизмом поражены самые широкие слои населения, и потому только создание национального еврейского государства может решить эту болезненную проблему во имя всеобщего блага, а не только во благо евреев. В своем труде он писал: «Я думаю, что правительства, будь то добровольно или под влиянием своих антисемитов, обратят внимание на этот проект, может быть, отнесутся к нему с симпатией».

Герцль так же постепенно осознал необходимость уделить место еврейским традициям в том государстве, о котором только мечтал, и его истинные представления на этом жизненном этапе ярко проявились во вступительной речи на Первом сионистском конгрессе: «Сионизм есть возвращение к еврейству прежде, чем возвращение в Страну евреев». Эта фраза, на которую биографы и исследователи зачастую не обращали достаточного внимания, описывает эволюцию мировосприятия Герцля, ставшего в этот момент в большей степени Биньямином Зевом, чем Теодором.

Государственный (политический) сионизм Герцля сформировался как западноевропейский феномен и постепенно вовлек в свои ряды национально-религиозную компоненту, заложив основы связей между еврейской цивилизацией и еврейским национальным движением, сформировавшимся в новое время.

В книге «Еврейское государство» Теодор Герцль анализирует опыт новейшего разрешения еврейского вопроса, те идеологические установки, которых он придерживался в прошлом: «При некотором продолжительном, политически благоприятном положении мы, вероятно, все ассимилировались бы повсюду», но в конечном итоге приходит к отрицательной оценке своих прошлых воззрений: «Я думаю, что это было бы не похвально» и тем самым признает самобытные черты еврейского народа.

Герцль в своей книге попытался сформулировать модель еврейского государства, однако стоит признать, что модель эта достаточно утопична и не конкретна. В ней отчетливо прослеживается желание войти в семью народов, освободиться от груза прошлого, но при этом отмечено, что стремление к созданию еврейского государства должно черпать силы из прошлого народа. Возможно, что политическая конъюнктура продиктовала Герцлю такую многовекторную позицию, чтобы построить общую платформу для сторонников религиозных, традиционалистских и светских кругов.

Можно по-разному относиться к Герцлю как личности, но мы должны признать, что введенная им в политический лексикон идея политического сионизма стала объединяющей силой. Герцль был убежден что «сыны Израилевы, разбросанные по четырем концам света» и придерживающиеся различных идеологий и верований, являются представителями единого народа, задача которого — стремиться к возрождению собственной государственности.

Идея политического сионизма витала в Европе, однако именно Герцль смог доступно сформулировать и вовлечь в сионистское движение многих влиятельных современников.

Переиздание сборника фельетонов Жаботинского

«Цель была — создать еврея, который, оставаясь евреем, мог бы жить общечеловеческой жизнью: мы теперь сплошь прониклись жаждой культуры, но также сплошь забыли о том, что надо оставаться евреями. Или, вернее, не забыли (есть веская причина, мешающая забыть), но наполовину перестали быть евреями, потому что перестали дорожить своей еврейской сущностью и начали тяготиться ею: и именно в том, что с одной стороны мы не можем забыть о своем еврействе, а с другой — тяготимся им, и скрыта главная горечь нашего положения…».

Сегодня, в 80-ую годовщину со дня смерти Владимира (Зеева) Жаботинского, эта цитата, взятая из сборника его фельетонов, изданного впервые в 1913 году в Санкт-Петербурге, и отображающая проблематику дуальности еврейской идентичности в царской России, абсолютно не потеряла своей актуальности. Как и многие другие тексты лидера ревизионистского движения, сборник фельетонов сегодня, как и многие десятилетия назад заставляет задуматься о различных аспектах еврейской жизни и о еврейской самоидентифекации.

Именно поэтому президент Евро-Азиатского Еврейского Конгресса Михаил Мирилашвили и генеральный директор ЕАЕК д-р Хаим Бен Яаков инициировали специальный проект по выпуску сборника фельетонов, не переиздававшегося с 1922 года.

Предисловие к данному изданию было написано президентом Государства Израиль Реувеном (Руби) Ривлиным, отметившим уникальный литературный и лирический талант Жаботинского, а также его уникальный вклад в воспитание и поощрение своих еврейских братьев к возрождению, величию и свободе.

«Данная книга, переизданная спустя почти столетие с момента ее последней публикации, имеет особое значение. Она делает более доступным понимание лучших публицистических работ Жаботинского в среде русскоязычных евреев. Учение Жаботинского прекрасно сочетается с важнейшей деятельностью Евроазиатского Еврейского Конгресса, сосредоточенного на оказании помощи евреям бывшего Советского Союза и поощряющего еврейскую идентификацию, сионистскую осведомленность и репатриацию в Израиль», — написал президент Ривлин в своем предисловии.

Жизнь и звезда сэра Мозеса Монтефиоре

28 ияра в Израиле отмечается День Иерусалима, посвященный воссоединению города после Шестидневной войны 1967 года. За свою 4000-летнюю историю Иерусалим дважды разрушали, 23 раза осаждали, 52 раза атаковали 44 раза захватывали. Но этот удивительный город выстоял и процветает во многом благодаря преданности, мужеству и упорству выдающихся еврейских лидеров.

«Страна Израиля должна принадлежать евреям, а Иерусалим – стать столицей еврейского государства», — записал в своем дневнике сэр Мозес (Моше) Монтефиоре, который славился своим великанским ростом и безудержной страстью ко всему новому и прогрессивному.

Он служил в национальной гвардии, был успешным биржевым маклером, основал банкирский дом, а также создал первое в Англии общество по страхованию жизни и первую в Европе компанию по газовому освещению улиц.

К сорока годам, сколотив значительное состояние, Монтефиоре твердо решает оставить бизнес, поскольку есть дела и поважнее. Он бьется за отмену рабства в американских колониях; за право евреев избираться в английский парламент, не отказываясь от своей веры; отменяет смертную казнь в Мидлсексе.

А в 1827 году Монтефиоре вместе со своей женой и единомышленницей Джудит отправляются в Землю Обетованную, где находят обширное поле для применения своей кипучей энергии.

Во время своего четвертого приезда в Иерусалим, в 1855 году, Моше покупает участок земли за пределом городских стен. А еще через несколько лет на этом участке он строит первый еврейский квартал Нового города — Мишкенот Шеананим (Обитель безмятежных).

Тогда же, по заказу сэра Монтефиоре, чтобы снабжать горожан дешевой мукой, британская фирма Holman возводит знаменитую ветряную мельницу. К сожалению, прожектеры не учли особенности местного климата: силы ветра не хватало, и поэтому мельница так и не исполнила своего прямого назначения. Ей была уготована иная, неожиданная судьба.

Мельница Монтефиоре стала памятником великому человеку и неизменным символом нового Иерусалима. Сейчас в ней находится скромный музей Моше Монтефиоре, а рядом, за стеклянной витриной, нашла, наконец, покой его дорожная карета.

Но это сейчас. А тогда, в середине 19 века, люди боялись заселять новый район, расположенный вне защиты городских стен. Даже попытки платить жильцам за смелость не сработали. Только в 1866 году, когда в Иерусалиме вспыхнула эпидемия холеры, все 30 квартир впервые были заселены.

На этом Моше не успокоился. Несмотря на массу важнейших дел по всему миру, он нашел время и силы основать в городе текстильный цех и открыть школу профессионального обучения для девочек. Привез в Иерусалим первый печатный станок и первого в стране(!) дипломированного врача для управления бесплатной медицинской службой.

Моше Монтефиоре прожил долгую жизнь. Он так много сделал для людей, что его столетний юбилей праздновали как национальное торжество не только в Англии, но и во всех еврейских общинах мира. И, конечно, в Иерусалиме.

Он умер на сто первом году жизни и был похоронен рядом с любимой женой в Рамсгейте, а могильный камень был специально привезен из Иерусалима. Надпись на камне гласит:«Ибо рабы Твои возлюбили и камни его [Сиона], и о прахе его жалеют» (Псалмы, 101, 15).

Махатма Хавкин или великая победа над черной смертью

Доктор Хавкин не создал свою семью. Он полагал, что не имеет права на личное счастье, учитывая смертельные опасности, которым постоянно себя подвергает.

Принося подобные жертвы на алтарь науки, он не требовал взамен славы и почестей. Но вошел в историю как великий герой, силой человеческого разума и воли победивший чудовищные болезни, которые пожирали миллионы людей на протяжении многих сотен лет.

Все началось в 1860 году, когда сразу после рождения сына Маркуса-Вольфа, семья преподавателя казенного еврейского училища Арона Пинхасовича Хавкина и Розалии Дувид-Айзиковны, урожденной Ландсберг, переехала из Одессы в уютный приморский городок Бердянск. Маркус-Вольф слыл умницей, блестяще закончил начальную еврейскую школу хедер, а затем и русскую мужскую гимназию.

Теперь здание гимназии занимает Бердянский педагогический институт, а у его входа в 2005 году установили бюст великого земляка. А в 1879 году юный силач и красавец приезжает в Одессу, которая относительно недавно потеряла вольный статус порто франко, но не утратила ни свободомыслия, ни уникальной культуры, которая вмещала в себя людей разных национальностей и вероисповеданий.

Временно ставший Владимиром, Хавкин поступает на первый курс естественного отделения одесского Императорского Новороссийского университета. Это был как раз тот недолгий период, когда Новороссийский университет обходился без постыдной процентной нормы студентов-евреев. Скажем, в 1886 году  на медицинском факультете было зарегистрировано 30,7% студентов-евреев, на юридическом — 41,2%.

В преподавательский состав Новороссийского университета входили молодые и блестящие профессора: физик Н.А.Умов, физиолог И.М.Сеченов, зоолог и эмбриолог А.О.Ковалевский и, конечно, великий биолог и патолог Илья Ильич Мечников, особенно известный своими революционными исследованиями в области иммунологии.

Владимир Хавкин подавал большие надежды и вскоре стал любимым учеником Мечникова. Но далеко не всё в образе молодого студента Хавкина было образцово-показательным. Благодаря четко работавшему делопроизводству жандармерии и полиции, мы знаем, что он тайно посещал студенческие сходки “Народной воли” и даже встречался там со знаменитой революционеркой-народницей Верой Фигнер, она же Вера-револьвер.

Студент Хавкин числился неблагонадежным и находился под гласным надзором полиции. Активное участие в студенческих демонстрациях привело его к первому аресту и отчислению из университета. По счастью, ученый совет отстоял блестящего студента.

В 1882 году Хавкина вновь арестовали — на этот раз по подозрению в подготовке покушения на генерала Стрельникова. Допросы ничего не дали, полиция не смогла доказать его причастность к заговорщикам. Через несколько дней после освобождения Хавкина, весной того же года, Стрельникова убили на Приморском бульваре. После этого Владимир Хавкин окончательно порвал с “Народной волей” и все свое внимание посвятил научным занятиям.

Но, увы, жизнь вновь заставила его выйти на улицы Одессы, чтобы защитить свой народ. В 1884 году  по Одессе поползли слухи, что убийство царя Александра II — дело рук евреев. По городу прошла волна погромов. Среди еврейских студентов, присоединившихся к отрядам самозащиты, был и Владимир Хавкин.

Он был крепким парнем, участвовал в уличных стычках, защищая невинных людей от погромщиков. Его арестовали с оружием в руках, но обвинить в организации беспорядков не смогли. Хавкин вышел из тюрьмы и вернулся к научной работе.

Между тем, ситуация в Новороссийском университете становилась все более напряженной. Студенты подписали коллективное письмо министру образования с протестом против постоянного надзора университетской инспекции и полиции, который сдерживает инициативу и убивает научное мышление.

Затем подобное коллективное письмо было направлено и ректору Новороссийского университета. Хавкин, разумеется, подписал оба послания, и его вторично отчислили из университета. В тот же период несколько профессоров, среди которых был и Мечников, подали в отставку в знак протеста против действий властей.

В том же 1884 году Хавкину все же разрешили защитить кандидатскую диссертацию экстерном. Уже в 1885–86 годах его первые работы были опубликованы в серьезном французском журнале «Анналы естественных наук».

Но, увы, Владимир Хавкин все еще числился неблагонадежным, поэтому продолжать научную работу или преподавать в Одессе ему не разрешали.

В 1888 году он навсегда покидает Россию и уезжает в Париж, где временно становится Вальдемаром и с помощью любимого учителя Мечникова устраивается на место младшего библиотекаря в Институт Пастера, только что основанный выдающимся французским микробиологом Луи Пастером. Победив смертельную болезнь бешенства, гениальный Пастер вдохновил своих учеников и последователей на борьбу с другими страшными болезнями.

Упорный Вальдемар не гнушался работой библиотекаря ради возможности заниматься своими исследованиями в институтской лаборатории. Так, в 1892 году появилась на свет противохолерная вакцина — первая облегченная болезнетворная сыворотка Хавкина.

Первым делом Хавкин испытал ее на себе. Затем привлек к испытаниям трех своих друзей — политэмигрантов из России, двое из которых были врачами. В результате Вальдемар Хавкин доложил Парижскому Биологическому обществу, что созданная им вакцина безопасна и приводит к развитию иммунитета против холеры в течение шести дней. Пастер и Мечников поздравили своего ученика с большим научным достижением.

Теперь перед доктором Хавкиным встала не менее трудная задача внедрения сыворотки в реальную жизнь. На удивление, человечество не спешило избавиться от страшной болезни.

В 1892 году в Туркестане зафиксировали массовую вспышку холеры. России и Европе в целом угрожала очередная эпидемия.

«Насчет чумы, придет ли она к нам, пока нельзя сказать ничего определенного… Карантины — мера несерьезная. Некоторую надежду подают прививки Хавкина, но, к несчастью, Хавкин в России непопулярен», — писал в то время великий писатель и врач Антон Павлович Чехов.

Зная о своей репутации, Хавкин просит Пастера подписать письмо брату русского царя принцу Ольденбургскому с предложением использовать новую вакцину в борьбе с эпидемией, которая уже свирепствовала в южных губерниях. Предложение было отвергнуто.

Правительства Испании, Франции и Германии также отказали доктору Хавкину в просьбе испытать свои силы на усмирении очаговых вспышек холеры. На тот момент сама идея вакцинации выглядела опасной затеей. Такого мнения придерживались не только обыватели, но и многие врачи и ученые.

Но в 1893 году случился прорыв. В британской Индии долгие годы свирепствовала холера. Только в период с 1877 по 1890 болезнь унесла более миллиона жизней местных жителей и британских колонистов. Бессильное перед мощным напором эпидемии, британское правительство направляет доктора Хавкина в Калькутту, где он занимает пост государственного бактериолога Британской короны.

В течение двух лет доктор Хавкин наладил массовое производство вакцины буквально в походных условиях. И, как только все было готово, вместе с местными врачами отправился в одну из ближайших деревень.

И опять проблема: врачи не смогли убедить крестьян в пользе и безопасности вакцинации. Вместо благодарности им ответили угрозами и градом камней. Но доктор Хавкин не мог просто так умыть руки и вернуться домой. Он спокойно снял рубашку и попросил коллегу ввести себе инъекцию вакцины прямо на глазах разгневанных крестьян.

Наглядная агитация подействовала. 116 жителей деревни позволили сделать себе прививку, и никто из них не заболел. А слухи о храбром враче и его чудесной вакцине быстро разнеслись по стране, и доктор Хавкин и его коллеги постепенно привили от холеры 72 тысячи человек. Они месяцами не выходили из джунглей, перебираясь из одной деревушки в другую, страдая от малярии и некачественной пищи. Но их ждала настоящая награда: через два года с начала массовой вакцинации смертность в охваченных эпидемией районах снизилась на три четверти.

Массовое применение противохолерной вакцины положило конец бесконечной войне с холерными эпидемиями. Улучшенная вакцина Хавкина используется до сих пор в борьбе с локальными вспышками холеры.

Но это еще не финал. Потому что в 1896 году британские власти перебросили доктора Хавкина в крупнейший индийский город-порт Бомбей, пораженный в это время страшной эпидемией чумы. Всего за три месяца Хавкин со своей небольшой командой создает первую эффективную противочумную вакцину. Испытания прививки он опять начинает с себя.

Основанная Хавкиным в Бомбее лаборатория со временем развилась в один из крупнейших исследовательских центров по бактериологии и эпидемиологии, который с 1925 года носит название: Институт имени махатмы Хавкина. Днем рождения центра считается 10 января 1897 года — день, когда махатма Хавкин испытал на себе вакцину против черной смерти.

В течение нескольких лет доктор Хавкин непосредственно участвовал в вакцинации населения. В Индию были направлены наблюдатели из России, Германии, Франции, Италии и других стран, и их отчеты о поразительных достижениях Хавкина способствовали внедрению вакцины по всему миру.

В течение сорока лет более тридцати пяти миллионов человек получили прививку и тем самым спаслись от одной из самых страшных болезней, которая веками уничтожала человечество.

В 1897 году королева Виктория наградила доктора Хавкина Высокопреосвященным орденом Индийской империи. Так еврейский мальчик из Бердянска, бывший народоволец, а теперь великий ученый стал сэром.

Сэр Хавкин провел в Индии более двадцати лет. В 1915 году он возвращается из Индии в воюющую Европу. По его рекомендации, отъезжающие на фронт британские военные впервые получают тройную прививку против брюшного тифа и двух разновидностей паратифа.

Отойдя от дел, доктор Хавкин поселился в Париже. В эти годы он возвращается к своим еврейским корням. Теперь он Мордехай Зеев Хавкин. Его беспокоит судьба европейского еврейства, он горячо поддерживает идею создания еврейского государства и занимается еврейской благотворительностью.

Всю жизнь он стремился изменить мир к лучшему. Сменяя имена и страны, он нашел свой собственный путь и спас жизни миллионов людей и их потомков.